Французский критик Эжен Вогюэ, а не Ф.М. Достоевский,
как думают многие.
Я стоял и курил на установленном расстоянии от станции метрополитена. Внезапно из угла забора, огораживающего стройку, обильно помеченного мочой местных маргиналов, вылез крыс. Это был спокойный, обстоятельный пасюк. Сперва крыс посмотрел на валяющиеся на земле остатки макдональдсовской картошки фри, потом на меня, мол, братан, не желаешь докушать? Я не среагировал, и крыс неспешно взял один кусочек, стал не спеша его поглощать, смешно шевеля усиками и изредка поглядывая на меня, как мне показалось, с несколько просительным выражением глазок-бусинок. Где же я видел этот взгляд?
Долго думал, и вспомнил: такие глаза были у участкового инспектора нашего отдела Кузнецова. Все звали его Толиком, хотя он был уже седой как лунь, в возрасте за полтинник… За глаза его ещё называли "седой капитан", ибо он был из породы вечных капитанов, раз и навсегда застрявших на карьерной лестнице.
Толик особо не комплексовал по этому поводу, и на все смотрел философски. И мало кого удивлял тот факт, что Толик, по сути, бомжевал: его раздолбай-сынок скоропостижно женился на хабалистой бабёнке то ли из Чернигова, то ли из Бельцов, и стремительно размножился, ибо Толик не смог объяснить отпрыску пользу контрацептивов.
Нелёгкую службу местного Анискина Толик тащил ни шатко, ни валко – на его территории преступлений просто не было, несмотря на то, что на дворе стояли не самые, мягко говоря, спокойные девяностые. Вероятно, местному криминалитету до боли душевной и диареи было противно слушать нудные и косноязычные монологи Толика, от задушевных бесед которого мухи, наверное, замертво падали с потолка от скуки.
Итак, настала пятница, обычно радостно приветствуемая офисным планктоном, предвкушающим обильные возлияния и тяжкое похмельное утро…
Для нас же этот день не предвещал ничего хорошего: шеф, носящий погоняло "Полипов" в честь отрицательного персонажа киноэпопеи "Вечный зов" за внешнее сходство и общую говнистость характера, с утра убыл на совещание в УВД, от которого, собственно, ничего хорошего не ждали.
Мы сидели в конференц-зале (бывшей Ленинской комнате) в ожидании неизбежного, и предчувствия не обманули: начальник прибыл мрачнее тучи, зашёл в зал с выражением лица, которое свойственно голодной выдре, и свирепо оглядел присутствующих.
— Товарищи офицеры! — мы встали.
— Товарищи офицеры, — начальник сделал знак садиться, и стал ощупывать взглядом притихшую аудиторию, выискивая жертву.
— Ща Кузнечику сыктым будет… — ядовито прошептал кто-то за спиной, и точно: взгляд Полипова упёрся в Толика.
— Капитан Кузнецов!
Толян обреченно встал, втянув голову в плечи.
— Кузнецов, почему у тебя такие ху… плохие показатели на участке?
Толик вжал голову в плечи ещё больше… Что ему было сказать? Ну не было, не было на его "земле" преступлений!
— Короче, пойдешь работать по профилактике угонов вот с ним! — указующий перст Полипова ткнулся в меня. Я вздохнул. Объяснять, что из трёх минувших суток я спал часа три, разрабатывая группу квартирных воров, было бесполезно, так же, как мочиться против ветра.
Я мотнул головой Толику в сторону двери, покинул офицерское собрание, проверил наличие табельного "кормильца" в оперативной кобуре и вышел во двор "конторы". Закурил, прислушиваясь к сочному мату, доносящемуся из гаража, где конторский водитель подробно объяснял, в сколь интимных отношениях он находится с замом по тылу, руководством УВД и главка, а также с той ручкой от двери "бобика", которую он безуспешно старался присобачить на место.
— Ну, пошли, что ли? — Толик тронул меня за локоть, виновато заглядывая в глаза.
— Пошли, раб божий Анатолий…
Мы неспешно потопали на автостоянку, расположенную на толиковой территории, и стали переписывать номера машин. Переписав штук тридцать, пошли на опой.. опорный пункт Толика и стали названивать в "Автопоиск". Не прошло и получаса, как короткие гудки обнадёживающе сменились безразличным девичьим голосом:
— Откуда?
— …восемь, с Тамбова едем! — назвал я пароль, и стал надиктовывать девушке номера машин, записанных на клочке бумаги корявым почерком Толика.
-Чисто… Чисто… Чисто… — приговаривала девица на другом конце провода, и где-то на втором десятке тормознула меня:
-Стоп! Машина в угоне! Числится за Восточным округом! Номер, говорите, двадцать три — двадцать восемь Мария-Ольга-Галина?
— Да…
— "Вольво"?
— Понятия не имею…
Я швырнул трубку на аппарат.
— Толян, по коням! Кажись, машину в розыске нашли!
И мы побежали…О, как мы бежали! Впереди, как самый молодой, сайгачил я, за мной, пыхтя и отдуваясь, трюхал Толян. Мы бежали под палящим летним солнцем и взглядами золотозубых и смуглых продаванов из коммерческих ларьков, торгующих всем, от палёной водки до китайских презервативов, бежали, вдыхая выхлопные газы вереницы автомобилей, бежали… Бежали…
Двортерьер, только задравший заднюю лапу у стойки с баннером, с которого скалился гарант конституции, накануне в очередной раз уработавшийся с документами до зелёных соплей, удивлённо глянул на нас, и, хрипло подгавкивая, присоединился к забегу. "А "Динамо" бежит?" "Все бегут!".
Бдительный гражданин, узрев, что мент преследует какого-то хмыря, вознамерился подставить мне подножку, но неудачно, и получил краткую матерную характеристику от меня, да, бонусом, дружеский поджопник от Толяна.
Наконец, добежали до стоянки, нашли искомое авто, и…
— Тооолик! — возрыдал я. — Какое тут, на хер, " Вольво"? — на нас подслеповатыми фарами пялился древний, как фекалии мамонта, "москвичонок", казалось, весь состоящий из ржавчины.
Я вынул из кармана скомканный клочок бумаги с каракулями Толяна.
— Это вот какая буква?
— Ну, "эс"…
— А какого… члена ты написал " О"?
Толик втянул голову в плечи…
Мы понуро покинули территорию стоянки, и завернули за угол её ограждения. Там, под сенью акации в позе орла сидел очень восточный гражданин со спущенными штанами, и безмятежно гадил.
— Мсье Анатоль, вот вам хоть " палка" за серево! — я простёр длань к самозабвенно гадящему господину.
Узрев серую форму Толика, восточный господин стал шустро подтягивать штаны, но было поздно — с доброй улыбкой белой акулы к нему приближался Толик.
— Пошли, родимый, а…
Любитель покакать на лоне природы потащился за Толяном.
Мы доставили задержанного на опорный, Толик, усадив его на стул перед своим столом, стал заполнять протокол, а я, записав на листочек бумаги данные задержанного, пошёл в соседний кабинет "пробивать" его по учётам.
Вопреки ожиданиям, ответили практически сразу.
-Кто? — индифферентно поинтересовалась трубка женским голосом.
— Дмитрий-Жанна-Борис, Джамбулов, — по буквам пропел я.
— Соединяю!
Через пару секунд откликнулся другой девичий голос. Я назвал пароль, и продиктовал данные сируна.
-Минуточку…
В трубке раздались какие-то шорохи, а потом девушка выдала фразу, от которой у меня челюсть с лёгким щелчком упала на протёртый паркет:
— Джамбулов Аслан Мухаметжанович находится в федеральном розыске за УВД Самары, циркуляр такой-то, статья сто вторая УКРэСэФэСээР…
Мать-перемать! Это ж мы на шару убийцу задержали!
-Толик!
— Ыак.. ЫЫЫЫ…
Я бросился в соседнее помещение.
Как оказалось, вовремя: "друг степей" вдумчиво душил лежащего на полу Толика одной рукой, второй подбираясь к его кобуре с пистолетом.
— Хрясь! — это я отоварил душегуба подвернувшимся под руку стулом, щепки которого полетели в разные стороны.
Надёжно приковав обмякшего душителя к батарее наручником, я метнулся к Толяну.
-Толик, ты как?
— Кхе, агррр… Ни-че-го… — прохрипер Толик, держась за горло. Потом глянул на остатки того, что несколько секунд назад было стулом, и с укоризной произнёс:
— Ну зачем же было мебель ломать-то?
— Толик! — торжественно заявил я. — Мы ж убийцу повязали!
— Серёг.. — Толян уже оправился, и умоляюще посмотрел на меня. — Отдай "палку", а..
— Да нема базару!
И мы потащили очухавшегося убивца в контору.
Вечером меня уестествлял новый зам по криминалке Пищ, прозванный "Пеньком", что, собственно, являлось точным переводом его фамилии с белорусского.
-Вот чтоу это такоуе? — он размахивал перед моим носом листом бумаги с распечатанной сводкой. Текст гласил, что заместителем начальника по милиции общественной безопасности, начальником отделения по организации работы участковых инспекторов милиции, а также участковым инспектором Кузнецовым (моей фамилии в сводке не было вообще) был задержан особо опасный преступник.
— Тимофеич! — я занял оборону. — Кузнечика сегодня без вазелина начальник употребил, а у меня всё равно раскрытий – как фантиков у дурака! И я "аэску" (агентурное сообщение) написал под это дело!
-Ладноу, живи! — разрешил "Пенёк".
И я пошёл жить.
Прошло несколько лет.
Хмурым ноябрьским утром я стоял на остановке в томительном ожидании автобуса. Погода не баловала, с пепельно-серых небес падали обильные хлопья мокрого снега.
Пониже левой лопатки в спину уткнулось что-то твёрдое.
— То, что у вас приставлено к спине, сильного центрального боя! — уведомил меня хрипловатый, знакомый до боли баритон.
— Толик, ну что за дурацкие шутки! — я обернулся. Передо мной действительно стоял Толик, нисколько не изменившийся, и на его погонах всё так же поблёскивали восемь — по четыре на плечо — звёздочек капитана.
— Совсем забыл старика.. — вздохнул Толик.
— Работа.. — вздохнул за ним и я.
— Да понимаю… кивнул Толик. — Небось, майор уже?
— Майор, — подтвердил я. И мне вдруг почему-то стало стыдно, хотя большие звёзды в приложении ко второму просвету на погон я честно вытоптал ножками, не вылизывая всякие интересные места у начальства и не раскрывая липовых преступлений.
— Растут люди… Ты, это, заходи, если что.. — проскрипел Толик.
— Толь, падлой буду, на день околоточного загляну всенепременнейше!
Подошёл мой автобус, мы пожали друг другу руки и распрощались.
А через несколько дней…
— Товарищ майор! — звонил мой друг Олег, техник-криминалист.
— Серёга… — с мягким укором поправил я, ибо не видел принципиальной разницы между лычками и звёздами на погонах.
— Серж, — поправился Олег — Дед умер…
— Кто???
— Участковый… "Седой капитан"…. Кузнецов….
— Как?!
— Знаешь, Лужок решил народную дружину возродить… Словом, выделили дружинникам комнату на опорном пункте Кузнецова, а эти бравые кретины всё барахло Толика — и матрас, и постельное бельё, и чайник выкинули на помойку, оставили только старую шинель, в угол бросили… Ну, Толик пришёл на свой опорный, посмотрел на грязную, пыльную шинельку, и умер… Сердце не выдержало… Вчера похоронили…
Я ошарашенно повесил трубку. Окружающий мир стал нечётким, в носу защипало, и в горле встал комок…
Прости меня, Анатолий Григорьевич!
© Штурм