Первый раз в вытрезвитель я попал на своё восемнадцатилетие.
Отмечать начали задолго до. Сперва на работе. Дали аванс, и мужики сказали, что отмечать надо не когда написано, а когда есть деньги. Потом в общаге. В общаге вообще удивительно много желающих отметить твой день рожденья. Потом в кабаке. Потом на набережной, с какими-то сомнительными, но душевными типами.
А потом я проснулся на лавочке, под памятником Ивану Сусанину.
Ярко светило солнце, вокруг гуляла публика выходного дня. Возле меня стояли два молодых милиционера. Позади них, ковыряя в носу, — девочка в платьице в горошек. А уже за девочкой — Иван Сусанин. И все они смотрели на меня с неподдельным интересом и участием.
— Молодой человек, вам плохо? — спросил один из милиционеров.
Я сел на лавочке и прислушался к себе. Было нормально.
— Да нет. — сказал я. — Нормально.
— Встаньте пожалуйста.
Сказать, что я встал, это неправда. Я попытался. Но стоило отсоединиться от лавки, как неумолимая сила подхватила меня и повлекла в сторону Сусанина.
Один из милиционеров ловко прервал мой полёт, придержав за рукав.
— Придётся проехать. — сказал он.
Я не возражал. Ехать не идти. Идти бы я точно не смог.
Присаживаясь в канарейку, я оглянулся. Девочка в гороховом платье, поменяв руку в носу, задумчиво глядела вслед.
В вытрезвителе пожилой усатый дежурный, заполняя протокол, дошел до даты рождения и вдруг споткнулся. Переспросил ещё раз. Потом пошевелил усами, что-то посчитал в уме, отложил ручку, и сказал доставившим меня милиционерам.
— Вы зачем мне его привезли? Он же несовершеннолетний.
— Да ладно! — удивились милиционеры.
Потом повернулись ко мне.
— Тебе что, восемнадцати нет?
— Да мне совсем чуть-чуть осталось. — стал оправдываться я.
Мне было неловко, что я доставил столько беспокойства этим приятным и занятым людям.
— Так что ж ты нам сразу не сказал?
— Так я ж не знал…
— Что ты не знал? Что тебе нет восемнадцати?
— Что это имеет значение.
Впрочем, милиционеров такое развитие событий не особо огорчило. Дежурный выкинул протокол в корзину, а мы снова уселись в канарейку, и покатили в отделение. Там на меня составили другой протокол, и отпустили с боженькой на все четыре стороны. Благо к тому моменту я уже более-менее пришел в себя.
Повестка пришла дней через десять. Ровно к назначенному часу я стоял перед кабинетом, указанным в бумажке. На кабинете, кроме номера, была табличка с надписью — "Детская комната милиции". Я ещё раз сверил номер на кабинете с номером в повестке. Номер совпадал. Я постучал, вошел, и сказал — Здравствуйте.
Милая дама лет тридцати оторвала взгляд от бумаг и спросила.
— Мужчина, вам чего?
Я протянул повестку.
Она глянула, порылась в бумагах на столе, нашла нужную папку, открыла, почитала, закрыла, и спросила.
— Ну и чего ты пришел?
— Так вызывали…
— Ты читать умеешь? — спросила она.
— Умею.
— Табличку на двери видел?
— Видел.
— Что там написано?
— Детская комната милиции.
— Какое ключевое слово?
— Детская? — попробовал угадать я.
— Молодец! — похвалила тётечка. — Тебе сколько лет?
— Восемнадцать… — сказал я, и добавил — Позавчера исполнилось.
— Свободен! Ты уже два дня как не в моей юрисдикции.
И засунула папку назад в груду бумаг.
Так я проскочил в узкую щель формальной границы между проступком и ответственностью. Когда кляуза добралась до отдела кадров, я уже принимал присягу.
* * *
Прошлым летом мы со шкетом гостили у родственников. Ходили в зоопарк, гуляли по набережной, плавали по Волге, знакомились с местными достопримечательностями.
— Пап, а это кому памятник?
— Это, сынок, памятник Ивану Сусанину. Знаешь кто такой Иван Сусанин?
— Знаю. Ты мне рассказывал.
Потом они с племянницей убежали за мороженым, а я присел на лавочку. Ярко светило солнце, мимо гуляла праздная публика. Я закинул руки за голову и прикрыл глаза.
— Мужчина, у вас всё нормально?
Я вздрогнул и очнулся. Рядом стояли два милиционера. Позади них девочка в платьице в горошек ковыряла в носу, и с любопытством наблюдая за происходящим. Я тряхнул головой и потёр глаза. Ни девочка, ни милиционеры не исчезали.
— Да нормально всё. Задремал просто. — сказал я и крикнул девочке в гороховом платье:
— Аня, ну-ка иди сюда!
Милиционеры растворились в полуденой дымке, а девочке я назидательно сказал.
— Аня, тебя кто научил в носу ковырять? Это нехорошо!
— Я не ковыряла! — возмутилась Анечка.
— Да? — сказал я миролюбиво. — Значит мне показалось. Извини.
— Когда кажется — креститься надо! — обиженно пробурчала она.
Я встал, перекрестился на памятник Ивану Сусанину, сказал "Свят! Свят! Свят!", и на всякий случай трижды сплюнул через левое плечо.
— Так нормально? — спросил я.
— Плеваться нехорошо! — сказала маленькая крыса, и злорадно добавила. — Ты пока спал, у тебя всё мороженое растаяло!