Он ткнулся мне в зад. Несильно, совсем слегка, лишь чуть поцарапав бампер большого внедорожника. Зато его потрёпанной старенькой "девятке" досталось от всей души. Молодой, лет двадцати пяти, парень, выскочил и начал решительно оправдываться, что виноват во всём я, что я поторопился и вылетел перед его машиной, когда он уже никак не мог затормозить. Конечно, он был прав, этот отчаянный мальчишка. Но, если тебе въехали в зад, то в девяносто девяти процентах случаев виноват не ты — это мало кем оспоренный закон дорожной жизни. Так что, пусть приезжает ДПС и разбирается…
Он вытащил мобильник, набрал номер патрульной службы, назвал место ДТП и свою фамилию — N. Нечастая фамилия резанула издерганное непредвиденными хлопотами нутро. А может, просто совпадение? Мало ли в городе людей с фамилией N? Разговаривать совсем ещё не хотелось, но я не выдержал.
— NN тебе никаким родственником не приходится?
— Да… Это мой отец.
— Отец?
— Только он умер… Давно уже…
— Умер??? Постой… NN, он учился тогда-то в такой-то школе…
— Да, это он.
Слова ударили в сердце и виски, взорвали, взбудоражили, закружили и снежным зимнем вихрем понесли в давние воспоминания. Ведь мы неплохо дружили, даже два года сидели за одной партой. А потом в девятом классе пришла она… Я без памяти влюбился, она разделила мои симпатии, мы встречались, ходили друг к другу в гости, читали стихи, гуляли по вечерам, целовались, и всё у нас было просто прекрасно. Целых два года. Целых два года он молчал. Конечно, он был намного красивее меня. А она? Она красотой для таких, как я, и не больше. Это понимали все. Ведь в шестнадцать лет красота для человека — самое главное. Целых два года он с показной честностью относился к ней, как к девушке своего друга, чтобы сразу после полного счастья и любви выпускного я неожиданно застукал их вечером вдвоём у неё в квартире на фоне смятой постели. Нас троих разметало взрывом так далеко, что даже вести и слухи не доходили до ненавидящих друг друга ушей… Тридцать три года. Да, почти тридцать три! Я не знал и не хотел знать о каждом из них, ровным счётом, ничего. Ведь для него женщины — игрушки. Он и тогда менял их, играючи, как перчатки. А она… Она клюнула на его смазливую физиономию, едва он, тайком от всех, поманил её пальчиком. Дура! Глупая и дешёвая дура!
Парень, долго молчав, первым вытащил меня из неприятных воспоминаний.
— А вы в школе вместе учились?
— Да, с первого класса.
— Ну Вы и маму мою тогда должны знать.
— Маму???
Господи, неужели они поженились? Или он ещё какую-то дуру-одноклассницу соблазнил? Нет… Она… Сердце заныло и облилось кипучей кровью. Простые слова безжалостно резали его, словно острой бритвой.
— Они плохо жили, ругались… Он пить начал. А потом развелись. Я ещё в школе учился… Потом сошлись ненадолго… Только он совсем уже спился. Куда-то в деревню жить уехал. Там его потом мёртвым нашли. Это семь лет назад было…
Семь лет назад… Господи, как же быстро пронеслась жизнь! Как же быстро, легко и бездарно наши детские глупости смогли испортить и изуродовать её до такого жуткого финала? Ради забавы отбить девчонку у друга, зачем-то сдуру жениться явно не по любви, родить ребёнка, вот этого парня, и спиться в сорок с небольшим? Глупость. Жуткая и ничем не оправданная глупость!
Зазвонил его телефон. Он легко и спокойно рассказал, что случилось и вдруг выдал в трубку:
— Мам, а ты знаешь, чья это машина? Твоего одноклассника…
На молодых губах заиграла до боли знакомая с детства улыбка, ЕГО улыбка. Они кивнул головой и вдруг протянул мне старенький, потёртый мобильник. Нутро сжалось, как тогда, тридцать три года назад. Ничуть не изменившийся за столько лет, хоть и сильно взволнованный голос, всё та же певучая манера говорить.
— Алло. В кого мой сынуля въехал?
— … … … Это я… … …
Трубка молчала. Молчала той самой, поднявшейся из далёкого прошлого звенящей тишиной.
— … Машину сильно помял? Ты не волнуйся, мы всё заплатим… Сколько скажешь…
— Я сам виноват…
Где-то в чёрной вселенной нашего разговора, запоздав почти на тридцать три года, вдруг тихой и виноватой слезой всхлипнуло то, что изо всех сил ожидалось, но так и не сказалось тем, ставшим по-дурацки последним, вечером:
— Прости меня…
Господи, как же я мучался тогда, изо всех сил ожидая услышать от неё эти два простых слова, которые могли изменить всё, всю нашу глупую дальнейшую жизнь! Неужели, спустя столько лет, кому-то потребовалось столкнуть в снежных зимних сумерках две машины, чтобы эти слова были, наконец, сказаны и услышаны? Но зачем? Ведь, ничего уже нельзя повернуть вспять… Ничего!!!
Гаишники не стали оспаривать признанную мной вину в ДТП. Уже расставаясь взаимоудовлетворёнными и даже пожимая друг другу руки, я сунул в карман его куртки все деньги, всё, что у меня было с собой. Он долго отнекивался и не хотел ничего брать. Прежде чем сесть в машины и разъехаться навсегда, я не смог промолчать.
— Знаешь, ничего в жизни просто так не случается. Нас судьба столкнула, чтобы ты узнал, кто мог быть твоим отцом…
Машины тихо дымили и гудели вентиляторами, а два человека всё стояли рядом, пытаясь понять что-то очень важное в этой непростой и совершенно непредсказуемой жизни.
©Элем Миллер