Апрель 45-го. Германия. Моему деду 46 лет. Гражданскую прошёл.
На фронте с осени 41-го. Старшина, командир отдельного взвода.
Взвод встал на ночь в каком-то хуторе. Хозяев нет. Сбежали.
Бойцы нашли заколоченную дверку в подвал. А там соленья, окорока-колбасы. И 20-ти литровая бутыль с резко пахнущей жидкостью.
Дед нюхнул — чой-то не то. "ОН" пахнет не так. Пить запретил.
Устроились на ночлег.
Ночью кто-то не утерпел, встал втихаря, приложился к бутыли. Часовой, оказывается, во фляжку себе тоже плеснул перед выходом. "Для сугреву".
На утро восемь трупов. В бутыли метиловый спирт был.
Деда под трибунал. 8 лет лагерей. По году за каждого.
Стоит у штаба с вещмешком. Без ремня, но при конвое. Ждут машину в тыл и дальше по этапу.
Подъезжает комдив на Виллисе. Дед под его началом с 41-го, когда тот ещё комбатом был.
Узнал.
— Ты чего здесь?
— Да вот, такое дело.
— А ну-ка погоди…
Поговорил комдив с начальниками. Меняют деду 8 лет лагерей на 3 месяца штрафроты.
Везут к штрафникам. А там пальба и пьянка — пришёл указ Калинина о расформировании штрафрот.
"Всем спасибо, все свободны".
Везут деда назад в свою часть. Что делать с ним дальше — неясно, решают…
А тут Победа. Вообще не до него.
А он ещё промок и промёрз, пока в кузове полуторки к штрафникам катался. Воспаление лёгких.
Отправили в госпиталь, оттуда уже домой, в деревню под Тулой.
Дед прожил 87 лет. Умер в 1986-м (я как раз в это время срочную в Армии служил).
Ветераном официально не был и никаких льгот не получал.
Ни медали за победу над Германией, ни юбилейных, ни ордена Отечественной войны в 1985-м не дали.
Все эти годы дед боялся, что о нём вспомнят и заставят отбыть наказание.
А потому по кабинетам не светился…