Вспомнилась история, произошедшая со мной недавно и в то же время давно. Отлежал я в реанимации месяц, потом два месяца в стационаре на койке. Осточертел донельзя мне такой вид отдыха, и заскулил я при очередном обходе врача, отпустить на долечивание домой.
Смилостивился сатрап врач и выписал меня на поруки доморощенного -реаниматолога жены под наблюдение. Строго настрого запретил какие либо движухи в плане тяжелого физического труда. Жизненный цикл должен был представлять по его рекомендациям периметр 10/15 метров, кухня-сортир-кровать. Прогулка на свежем воздухе, на крылечке. Потом тихий час, потом ужин легкоусвояемыми углеводами и горстью колес таблеток, душ и баиньки. То ли "концлагерь — Солнышко", то ли собачка на привязи. [next]
Сижу под арестом день, сижу второй, третий и понимаю, либо пролежни будут, либо с ума от безделья сойду.
На улице зима, снега привалило. Вертухай мой на работу укатила, других болезных спасать, а я оделся потеплее: ватные штаны, фуфайка, шапка типа "гондольеро", на ноги "прощай молодость" сорокпоследнего растоптанного, рожа небритая, не перед кем красоваться, вдобавок отекшая, сердечная недостаточность, мать её. В зеркало глянул, ажно передернуло, то ли колдырь, то ли нарик конченый, образ -"урка с мыльного завода".
Вышел во двор, взял лопату. Махнул раз, махнул другой. Вроде не умер, и как пошел я лопатой намахивать, остановился, когда все дорожки расчистил. Стою у заборчика, отдыхаю. Всё-таки операция на сердце — это не панариций.
И тут, идут по улице две подруги синявки, работающие у соседа — местного бутылочного олигарха, на сортировке тары. Живут у него в теплом сарае, меня не видали походу ни разу, ибо, когда я уезжал на работу, они еще спали неопохмеленные, а когда приезжал с работы, то уже были датые до изумления.
Подходят к заборчику, улыбаются беззубыми лыбятся ртами щербатыми и с заигрыванием спрашивают:
— Что, хозяйка-то хорошо платит? Вон какой дом, да и машина богатая у нее. Все богатые — жмоты !!! Вон, наш, жлоб, работаем за копейки, а он, сволочь, даже выпить не дает.
Я смекнул в чем дело и отвечаю:
— А как же! Даже баблишка на молочишко к Новому году подкинула.
Они:
— Мы тут, эта, накатить собрались, айда с нами. На фунфырик боярышни добавишь, и будет нам счастье, — глазками с фингалами подмигивают, головой в сторону сельмага зазывательно кивают.
Я, еле сдерживаясь, чтоб не заржать в голос, отвечаю:
— Бабоньки, я бы рад, да больно хозяйка у меня строгая, да деловая. Кремень баба! Если узнает, что с местными выпивал, выкинет нах, а мне спиногрызов кормить. Вы уж без меня как-нибудь.
— Коль хорошо получаешь, помоги барышням стольничком, — и снова глазками хлоп, хлоп.
— Об чем разговор, конечно, девоньки! Кто нам поможет еще, только на нас самих и надежда.
Даю стольник. Синеглазки благодарят и уходят в зимнюю деревенскую тишь.
Жена вечером приезжает, ей рассказываю, долго хохочем.
Теперь, когда метлу в руки беру, всегда смеемся: "Ну что, хозяйка, хорошо ли заплатишь?"
Так и живем.
АiceWein(c)